Глая

   Солнце давно село, но его нежно горячие лучи еще ласкают ее лицо, тело, крылья. Они появились недавно, а казалось - всегда были. С непривычки она не знает, что с ними делать, потому что раньше летала только во сне.
   Мгновение вечности, погруженной в ее зрачки - океан, впрочем, просто стакан пролитого кофе. Сегодня Глая положила в него чайную ложку счастья. Она бы и не пила его вовсе, от него кофе становился голубым. Но Митя очень просил, даже рискнул подарить ей небо.
   Где-то Митя слышал, те, кто пьют счастье, забывают мечты. Поэтому, пока Глая спала, он вышел из дому и направился к торговой лавке с вывеской "Глобус".
   Внутри было темно, пахло пряностями. На полках стояли баночки, бутылки, кувшины, лежали туго перевязанные мешочки, аккуратные свертки. Митя взял в руки один из них и прочитал вслух:"Равнодушие".
- Берите, не пожалеете, это самый ходовой товар, - услышал он за спиной голос хозяина лавки, немолодого мужчины, фамилия которого красовалась на вывеске и несказанно подходила ему: коричневый жилет в серую полоску едва сходился на его животе.
- Спасибо, мне бы счастье, - робко начал Митя и тут же поспешно добавил, - это не для меня.
- Охотно верю вам, молодой человек. Счастье для Глаи.
- Как вы сказали? - распахнул глаза Митя.
- Собака на улице лает. А что?
   "Конечно, показалось, не может он знать ее имени", - думал Митя, рассматривая хозяина, пока тот искал на полках счастье.
- А вот и оно,- сдувая пыль с берестяного туеска, улыбнулся Глобус.
- Можно взглянуть? - Спросил Митя, принимая счастье из рук хозяина.
- Смотрите, коль есть желание.
   Митя открыл плотно прилегавшую крышку и увидел голубой порошок.
- Неужели это счастье?- обернулся он к хозяину.
- Каким оно должно быть, по-вашему? Головками одуванчика? - усмехнулся Глобус. - Оно самое, не сомневайтесь. Равнодушие, к примеру, напоминает сухое молоко, терпение - точь-в-точь морской песок. Так вы берете? Хорошо. Пить три раза в день по чайной ложке с кофе.
   Митя расплатился и вышел из лавки. Теперь он был уверен, что Глая забудет о мечте стать птицей. Он просто хотел, чтобы она была рядом. Хотел чувствовать ее дыхание, прерывистое биение сердца, слушать ее шаги. У него наворачивались слезы, когда он представлял себе, что Глая улетит из клетки.
   Она всегда была его смыслом, но сама этого не замечала. Как не замечала и подснежников, которых он дарил ей осенью, и его камышовых глаз, следящих за ней.
   Сколько помнила себя, столько она помнила свою клетку: прутья, над головой - желтое покрывало. Глая не знала, что бывает по-другому, пока Митя не подарил ей небо. Сдернув покрывало.
- Это тебе. - Сказал тогда он и почему-то отвел глаза. - Это небо, Глая.
   Как он потом ругал себя за этот подарок, как ненавидел за эту ошибку. Глая перестала пить счастье, у нее выросли серые крылья, й ей стало тесно в клетке.
   Что ему оставалось делать? Сдерживая слезы, Митя распахнул дверцу.
   Зашумели серые крылья, захлопали. Глая улетела.
   Митя постоял у пустой клетки и заплакал.