Мои дети...

Мои дети – это моя жизнь. Нет детей – нет и жизни.

Детей у меня было трое.

Старшую — Александру – я родила за два месяца до того, как мне исполнилось 18 лет. В роддоме мне сказали: «Зачем вам она? Вы еще такая молодая. Оставляйте ее нам». Я даже не ответила, просто посмотрела на докторшу, которое мне это предложила. От этого взгляда она выпустила из рук металлический поднос, в котором лежала моя плацента. Звук был очень резким.

Когда Алька подросла, я очень гордилась — такая молодая я и такая взрослая у меня дочь. А она гордилась тем, что мама у нее как подружка. Мы обе убивались за чупа-чупсы – она любила яблочный, я же сосала клубнику со сливками. Мы вместе ходили на «Руки вверх», «Смыслов», Арбенину, Сурика и Земфиру. Мы рассказывали друг другу сказки. Мы вместе гоняли по трассе (вначале Алька говорила «шоссе» - ей казалось, что это звучит круче, потом тоже стала говорить трасса). Вместе покупали

…Она умерла 25 февраля.

…У нее пронзительно синие глаза и совершенно живой взгляд на фотографиях. Чаще всего я вспоминаю, как она смотрела в сторону и бездумно постукивала ногой, когда я читала ей очередную нотацию.

Второй мой ребенок не родился. Почему-то я смогла «залететь», хотя вообще-то беременею с трудом. Это было очень неожиданно: я три месяца, как устроилась на работу, Алька должна была пойти в школу… Хотя меня это не испугало. Я сказала, что буду рожать. Муж всполошился. Муж сказал, что он только что прошел курс лечения гормонами и это может отразиться на ребенке. Я поверила.

С первого раза аборт сделать мне не смогли: даже под наркозом я кричала, вырывалась и так и не далась врачам. Тогда Стас привел знакомого анестезиолога из реанимации неврологического отделения… Я пришла в себя после наркоза от своих же слов: «Я убийца».

Мне кажется, это был мальчик.

Лерку мы делали примерно полгода. Регулярно и планомерно. Каждый раз я по полчаса лежала с задранными вверх ногами и думала, что хочу девочку — Соню или Машу. Первой две полоски обнаружила Алька — я попросила ее посмотреть тест, потому что сама боялась. Она вылетела из ванной и бросилась ко мне. Хотела прыгнуть на меня, но резко остановилась: «Мама, тебе больше нельзя поднимать тяжелое!» Мы обе заорали от радости и стали исполнять качучу.

Я рожаю детей по первым числам — Алька родилась 1 июня, Лерка 1 октября. Была чудесная рыжая осень, когда узистка в 11-й больнице сказала мне: «Не знаю, стоит ли вам записываться к кардиологу — ближайшая запись только на 28-е число. Хотя… 10 дней ваша дочь прожила, может, дотянет и до конца месяца. Но гарантировать не могу — у нее сложный порок сердца».

Полгода до операции длились, наверное, 1000 лет: я просто проживала каждую секунду каждой минуты каждого часа, чувствовала их всей кожей, всеми нервами, всеми нейронами — каждая секунда складывалась в отдельную маленькую жизнь. Зато следующие четыре года после 15 апреля 2004, когда Лерке сделали операцию, промелькнули в режиме ускоренной перемотки: первые шаги, первые слова, первый день рождения, второй, третий, четвертый…

Каким будет пятый Леркин день рождения я не знаю. Я даже не знаю, будем ли мы отмечать его вместе. Я практически не вижу Лерку с мая — муж отобрал ее у меня. Последний раз мы встречались 12 августа на 8-м километре Сибирского тракта: в психиатрической клинике Лерке делали экспертизу, чтобы суд смог определить, с кем она будет жить после развода. В этот день Лерка сказала мне: «Ты мне не мама! Я не скучаю по тебе! Ты хочешь меня свести в могилу, как свела в могилу Александру». В ответ я нарисовала ей пингвинёнка, слона и бабочку. И написала, что люблю ее.

Хорошо, что за полгода до этого я научила ее читать.

Я обязательно рожу Лерке сестренку или брата, а лучше и того и другого — думаю, это будет 1 числа. Неважно, какого месяца и года. Мои дети – это моя жизнь.