Говорят, под Новый Год… (часть 1)

ТОГДА

Филина звали Гуамоко. Кружковцы считали, что он – Филя, но ошибались. Сто лет назад филин прилетел сюда из Волшебной страны, в надежде, что в обычном мире никто не знает о совершенных им вместе с Урфином Джюсом злодеяниях, остался в русских лесах, и жил вполне вольготно до тех пор, пока не состарился окончательно. Тогда Гуамоко решил, что сытнее всего ему будет среди людей, притворился, что у него болит крыло, и попал в кружок юннатов Дворца Пионеров.

Маринка придумала это, стоя в темном кабинете, среди клеток и аквариумов, перед вольерой с нахохлившимся на жердочке филином. Свет от уличного фонаря и коридора попадал в комнату лишь чуть-чуть, было слегка страшновато, но интересно. И в любом случае, лучше, чем в зале, где как раз начали выкликивать Снегурочку.

Надо было идти туда. К музыке на аккордеоне, осыпавшейся под конец зимних каникул елке, хороводу вокруг нее, и родителям, которые в ожидании детей подпирали стены и батареи, держа в руках пакеты с одеждой.

«Не надо было вообще соглашаться на это мероприятие», - угрюмо думала Маринка, тихонько прикрывая дверь «Живого уголка», - «Кто ж в 13 лет ходит на елки. Лучше бы осталась дома. По кабельному как раз повторяют «Звездные войны», но нет ведь – послушала маму, согласилась использовать билет, вдруг доставшийся от соседского заболевшего ветрянкой Васьки. И еще целую субботу и полвоскресенья потратила на изготовление костюма»…

Костюм, правда, получился замечательный. Маринка, проходя мимо стеклянной двери клуба юных техников, даже остановилась и в очередной раз с удовольствием покосилась на себя. Старое мамино замшевое светло-коричневое платье как нельзя лучше подошло для одежды индеанки – не из Индии, конечно, а из Америки. Бахрома по низу подола и на рукавах, вышивка бисером у горловины, широкий пояс с отцовским охотничьим кинжалом, бежевые колготки, почти настоящие мокасины – тоже старые сапоги, только бабушкины, тоже украшенные бахромой и вышивкой, полоски от маминой помады на щеках, блестящие черные волосы, широкая лента и в ней - три настоящих орлиных пера, которые нашлись вообще чудом.

В конце коридора, за дверью с закрашенным белой краской стеклом, был зал, где шумела ребятня. Играла всё та же аккордеонная музыка, и уже нашлась Снегурочка. Заходить туда не хотелось. Первая красавица средних классов, и по совместительству дочка директора Дворца Пионеров Янка в своем костюме принцессы, проходя мимо Маринки, уже несколько раз насмешливо кривила губы, встряхивала начесанной челкой и громко обсуждала «детство, играющее в одном месте» - вместе со своим ухажером – «Принцем» Колькой из 8 класса. «Принц», как и Янка, был одет с иголочки, и, скорее всего, согласился участвовать в утреннике ради Янки. Ну и чтобы лишний раз, не на сцене драмкружка, показать, как ему замечательно идут костюм из черного бархата и шпага, почти как настоящая.

«Надо посмотреть, что там, скоро закончится или нет», - решила Маринка, и вытащила висевший под платьем ключ на веревочке. Поскребла стекло, прижалась к нему, всматриваясь в бродящий вокруг елки хоровод, уже который за вечер. Нарисованный гуашью плакат «1991» в написании четырех пузатых цифр нахально пародировал титры к «Ну, погоди», и грозил сорваться со стены, хотя пока держался. Маринка еще раз посмотрела в процарапанную дырочку, убедилась, что никто из взрослых вроде не смотрит в эту сторону, а значит, и приставать к ней будет некому, приоткрыла дверь, и выскользнула в зал. Тут же прижалась спиной к стене, делая вид, что она тут, около высоченной пальмы с волосатым стволом стоит уже давно, и нагнулась поправить мокасин-сапог. Что-то вроде камешка попало внутрь, еще когда Маринка натягивала его в импровизированной раздевалке за занавеской, прицепленной между двух колонн.

Сейчас было самое время убрать надоевшую штуку. Она расстегнула сапог, вытряхнула камушек, который, правда, оказался неизвестно откуда здесь взявшейся крупинкой гречки, улыбнулась («Принцесса на горошине!»), и снова взялась за молнию. Не тут-то было. Под аккомпанемент доносившихся от елки стихов о Новом Годе и зиме, «собачка» застряла в самом низу, и не двигалась ни туда, ни сюда. Маринка пыхтела, сдувала с глаз волосы, поцарапала костяшку пальца, и уже была готова сдаться и идти вниз переодеваться. Не ходить же перед Янкой с расстегнутым сапогом, который по высоте, как самокритично признавала Маринка, был скорее похож не на мокасин, а на мушкетерский ботфорт. Правда, подарок еще не давали, а так хотелось принести маме конфет. Лучше бы ее любимых, «Ананасных», но и карамельная «Мечта» на фоне пустых полок в конфетных отделах была бы тоже кстати. Маринка замерла, размышляя, что же делать, и вдруг услышала: «А ты нож кидать умеешь?»

Она резко выпрямилась, и чуть не стукнула затылком подборок спрашивающего – мальчишки-ровесника. Ждала подколов и усмешек, поэтому хотела коротко ответить «Да», да так, чтобы по интонации было понятно: «Не лезь!». Но увидела перед собой спокойную улыбку, заинтересованные зелено-серые глаза, россыпь веснушек на широком носу, растрепанные волосы, а главное – «ковбойскую» рубашку и два кольта. Чуть помолчала и честно призналась: «Да почти не умею. Летом у бабушки в деревне всю стенку сарая истыкала ножом. Кидала-кидала-кидала. А втыкалось хорошо только несколько раз. Обычно отскакивал. Папа говорит, нужны специальные ножи. Центровка, балансировка, что-то еще, не помню… А ты умеешь?»

«Неа, у меня тоже не получается. Поэтому и спросил. Нож надо настоящий. А ты кто?»

«Тинглит, то есть, Марина, но костюм из книжки Сат-Ока».

«Ага, я знаю. А ты слышала, что есть еще третья какая-то книга, кроме «Таинственных следов» и «Земли соленых скал»?

«Нет. А правда есть?!»

«Да мне парень один сказал, но названия не помнит. А в библиотеке не знают»

«Да они там никогда ничего не знают. Я один раз пришла, спрашиваю – мне нужен Чосер, «Кентерберийские рассказы» - нам по английской литературе задали. А они говорят: «Ты ошиблась, наверное? Может, Честертона тебе?»

«Ага. А зато придираться любят, я недавно «Ровесник» им возвращаю, а они давай: «Это ты вырезал страницу с фотографией! Я говорю – не резал я, я если бы резал, не Брюса Ли вырезал бы, а Майкла Джей Фокса из «Назад в будущее». Спорили-спорили, отстали. Сказали только, что теперь будут проверять все журналы, которые я беру»

«Ой, я бы его тоже вырезала, только жалко журнал портить. У нас девчонки знаешь, как делают? Надо страницу к окну прислонить. А сверху лист бумаги. Тогда рисунок просвечивает, и по контурам можно нарисовать. Похоже получается! А тебя как зовут?»

«Женька я. А костюм – не знаю, чей. Я хотел Виннету, вообще-то. То есть, индейцем, как ты. Но многого слишком не хватало. Тогда решил быть Шур Хендом – ну, из фильма тоже. Но опять не всё было. Ну, и стал тогда ковбоем. Всё равно они в одно время жили примерно. И в одних местах»

«Ну, да. А пистолеты у тебя стреляют?»

«Ага! Только мы уже все пистоны тут с мелкими расстреляли, еще перед елкой. Пристают и пристают – дай стрельнуть! У тебя что-то с мокасином?»

«Да уж… Мокасин… Это бабушкин сапог. Она говорит, он лет 20 лежат на антресолях. Ну и вот я щас надела, а он сломался, дождался меня»

«Давай посмотрю!»

Не дожидаясь согласия, мальчишка нагнулся. Маринка стояла, глядя сверху на растрепанную макушку, и думала, что она уже не принцесса на горошине, а Золушка, раз с ее обувью так возятся. Женька между тем снял оба своих кольта, и что-то делал с ними и «собачкой», а потом плавно потянул молнию вверх.

«Всё!»

«Ух ты! Спасибо! Как это?»

«Да там просто. Надо сжать, но потом еще так может повториться».

«Да я больше их надевать не буду».

«Ну, смотри. Если что, надо так сжать собачку, и следить, чтобы она захватила зубчики молнии. У меня ботинок постоянно так ломается, я уже привык чинить. О, пошли к елке, там сейчас конкурс костюмов, и всё, подарки раздадут, а потом спектакль»

«Да ну, я лучше здесь постою, что там хороводы водить»

«Пошли, ты что! Тебе сколько лет?»

«13»

«И мне тоже в феврале будет. Ну, мы же в последний раз на елке. Итак большие уже. Пошли! Вместе веселее».

«Да там смеются – куда такая большая в хоровод».

«Никто не смеется. Каждый за себя переживает, ему некогда на других смотреть. Это я в том же «Ровеснике» прочитал. Там «Курс выживания для подростков» Ди Снайдер ведет. Здорово пишет. Всё, пошли!»

«Ладно».

Маринка пошла к елке следом за Женькой. Они ловко втиснулись в круг, Маринка держала за руку малыша-Подсолнуха, а Женька – Красную шапочку. Песня кончилась,  начался конкурс новогодних костюмов. Как и ожидалось, победили Янка и «Принц». Потом игрушечный грузовик вручили Гномику, куклу – Мальвине, коробку конфет – Волшебнику.

Ведущая в черном платье с огромными накладными плечиками громко всех поздравляла, но от елки никак не отпускала: «Дети, похлопаем нашим победителям, а у нас есть еще один приз! Наш приз – героям, которые пришли к нам издалека, но не из сказки. Ну-ка, посмотрите вокруг, кто же это? Не угадали? Индианка и ковбой, выходите к нашей елочке!»

Маринка пропускала слова ведущей мимо ушей, хотя искренне порадовалась за крохотного гномика с огромной бородой, и решила, что конкурс «Не сказочных героев» интересный, хотя и странный. Гном напомнил ей о том, что она давным-давно разыскивает «Хоббита». Маринка только-только хотела спросить у Женьки, есть у него эта книга, как он громко зашептал: «Маринка, это же мы! Тут больше нет индейцев и ковбоев. Пойдем!»

«Как мы? Это кто-то еще, наверное!»

«Да нет же! Видишь вон, нам машут. Пошли!»

«Я стесняюсь выходить. Вдруг они попросят показать что-нибудь, я боюсь», - отчаянно прошептала Маринка.

«Не бойся. Мы же вместе!»

Женька неожиданно взял ее за руку горячими пальцами, и повел к елке. Стоящая там с голубым зайцем в обнимку Янка хмыкнула, и тихо, но отчетливо сказала навстречу что-то про жениха и невесту. Маринке было все равно. Она смотрела из-под лап елки на детей в карнавальных костюмах, и не замечала ничего. Ее впервые взяли за руку. И это было здорово. Уверенно. И она ничего не боялась. И даже забыла кошмар трехлетней давности, когда Дед Мороз так же вытащил ее за хороший костюм к елке и сказал: «А ну-ка, украиночка, спляши нам», а она не умела танцевать вообще, и сбежала из зала, чуть не потеряв свой венок с атласными лентами и скрученными из бумаги цветами.

«Ребята, мы вручаем нашим победителям две замечательные книжки. Ребята, вы любите читать? Да? Вот и хорошо! Держите подарки за ваши костюмы! Ну а теперь все проходите в зал, мы приготовили для вас очень интересный новогодний спектакль. Называется он «Баба Яга и Дед Мороз».

На входе в зал их задержал дворцовый фотограф: «Победители, не хотите снимок на память? Фотография – рубль. Готовы будут через неделю». Маринка с Женькой переглянулись, и одновременно кивнули. Фотограф поставил их перед елкой с бумажными самодельными игрушками на ветках, Женька вдруг снова взял Марину за руку и опять сказал: «Не бойся». Они заулыбались, держа перед собой обложками вперед подаренные книги. Щелкнула вспышка.

Маринка так никогда и не узнала, о чем был тот спектакль, и почему сложились или не сложились отношения Бабы-Яги и Деда Мороза. Двойных пустых мест в зале уже не было, поодиночке сидеть не хотелось, поэтому они ушли на самый верх, сели на деревянные ступени, почти завернувшись в тяжелые пыльные занавеси пожарного выхода, и тихо разговаривали. О подаренных книжках (каждый взял то, что еще не читал, поделилось так: Женьке – «Водителей фрегатов» Чуковского, Маринке – «Мумми-Троллей» Янсон), о прочитанных книжках («Ты не читала «Белого вождя?! Да ты что! Давай завтра в три часа здесь внизу встретимся, я тебе принесу!» - «Давай! А ты читал «Томека на тропе войны» Шклярского? Нет? Я тебе тогда тоже принесу!»), о том, как делали костюмы («У меня клетчатой рубашки не было, мама из своей перешила, а кольты я у пацана со двора попросил, за две «Турбы» - «А я лук еще хотела, но мы колчан хороший сделать не успевали, и не стали из-за этого»), о том, какой хороший фильм «Верная рука – друг индейцев» («Только его редко так показывают…» - «Он в «Мире» на 8 марта недавно шел, надо афишу в «Вечернем Свердловске все время смотреть»), о том, почему если американцы притесняют индейцев, то снимают такие мультфильмы, как «Последний из могикан» («А, знаешь, они, наверное, это специально делают, чтобы показать, какие они хорошие, а на самом деле индейцев в резервации держат» - «Ага, наверное, так»), о том, как относятся к Борису Ельцину («У меня бабушка у него секретарем работала, когда он еще здесь был. И я его один раз видела, на Плотинке, он с бабушкой поздоровался» - «А у меня отчим с ним на стройке немножко вместе работал»), о том, приходилось ли им ездить на лошади («Мы однажды в лесу нашли лошадь, у нее обрывок веревки был на шее. Убежала, наверное, из деревни. Мы ее хлебом покормили, меня папа подсадил, и я чуть-чуть проехала. А потом она начала прыгать, как в родео, я быстренько сползла, а она обиделась, что к ней люди и в лесу пристают, и убежала» - «Здорово! А я ни разу не катался еще… Но, говорят, секция где-то есть»), о том, какие животные есть у них дома («У нас хомяки. У них недавно хомячата родились, я на кухню зашел, а там в клетке какие-то красные тараканы ползают. Я маму позвал, а это хомячата оказались» - «Красные? Без шерсти, да? А у нас попугай есть. Он говорит: «Кузя – горный орел»),  и о том, как они попали на эту елку («А у меня брат младший заболел, и я вместо него пошел, чтобы кулек этот получить с конфетами. Я ж говорю, сначала хотел индейца, но перьев найти не смог, да и куда мне – волосы не черные, какой там индеец. Вон у тебя волосы настоящие индейские, как воронье крыло, да?» - «Ну, да. Похоже… И даже блестят, да?»).

Спектакль между тем шел своим ходом. На сцене кружились в вальсе принц и принцесса, почему-то бегала на двух ногах акула, а Дед Мороз просил помощи у зала. Малышня изучала содержимое пакетов с мандаринами, вафлями и конфетами, а мамы напряженно сидели, стараясь не задеть дефицитными колготками за занозистые спинки впереди стоящих кресел. Наверху, под светящейся зеленой вывеской «Выход» шел тихий разговор.

«А перья ты откуда достала? Они настоящие ведь, не куриные крашеные?»

«Не! Они правда орлиные. Я в зоопарк пошла сегодня с утра. Я туда вообще-то ходить не люблю. Мне зверей жалко. Там такие маленькие у них вольеры, особенно у волков и лис, и медведей, бетонные и сырые… Но тут я пошла, хотела посмотреть, может, у клетки орлов что-нибудь лежит, вдруг выпало. Но достать не могла. Они лежали, перья, но далеко. А тут тетенька проходила, из зоопарка, с ведром, и штукой еще какой-то типа швабры, я ее спросила, может она перья достать или нет. Она спросила, зачем мне, а потом, представляешь, принесла откуда-то, не из клетки. Сказала, что у юннатов они там лежат. Ой, я ей столько раз «спасибо» сказала!»

«Ух ты. Повезло! Я не додумался так сделать. А я раньше, когда маленький был, всё мечтал павлинье перо достать. А не получалось…»

«А давай… Давай вместе сходим, может еще раз ту тетеньку увидим, и я ее попрошу, и она достанет?»

«Давай! А ты видела когда-нибудь, как бегемот ходит?»

«Не. Он лежит все время и спит».

«Нет, не все время. Я видел один раз. Так смешно! Надо только постоять подольше, подождать. Подождем?»

«Подождем, конечно!»

Маринка болтала без умолку, внимательно слушая, что говорит Женька, и торопясь ответить или начать новую тему. Хотелось обсудить сразу всё. Узнать, какие фильмы показывают по кабельному того дома, где он живет, катался ли он в чешском «Луна-парке» летом в ЦПКиО, какие книги он любит, какая музыка нравится, ездит ли летом в лагерь, есть ли у него какая-нибудь коллекция, играл ли он когда-нибудь на компьютере, какие уроки любит, а какие – нет, получилось ли у него запустить бумеранг, какой момент ему больше всего нравится в стереофильме «Она с метлой, он в черной шляпе» в «Октябре», есть ли у него магнитофон, читает ли он журналы «Смена», «Юность», «Вокруг света», «Мы» и «Огонек», кто ему нравится из гардемаринов, собирает ли кубик Рубика, слушает ли радиоспектакли по радио «Юность», покупает ли «Уральские следопыты» и «ПИФы», копит ли макулатуру для обмена на книги, что больше любит – Ленинград или Москву, нравятся ли ему диорамы с динозаврами в краеведческом музее в Зеленой роще, слышал ли он, когда, наконец, в Свердловске начнут делать эскимо, какие вкладыши ему интересны и умеет ли он выдувать пузыри из жвачки…

Вопросов было очень много, находились всё новые общие интересы, а в голове металось радостное осознание – это Он. Тот самый Друг, о котором она так давно мечтала. Настоящий друг, не одноклассник, не сосед по двору, не те, с кем приходится общаться просто потому, что знакомы. И не такой, как Колька и Яна, с глупыми хихиканьями и ссорами, о которых потом знала вся школа.

Нет, это – Друг. Такой, как в книгах Крапивина. Такой, с которым можно обсудить всё, поделиться всем, на которого можно положиться. Настоящий и надежный. Навсегда. Неизвестно откуда всплыла в памяти песня из мультика про Золушку. Мультфильм показывали до обидного редко. Но однажды Маринка все-таки успела подтащить к телевизору старенький бобинный «Романтик» и записать песню на него, без микрофона, просто так. Получилось удивительно хорошо. С помощью еще одного магнитофона она записала этой песней целую бобину по кругу, снова и снова. И теперь часто слушала эту песню. И она сбылась.

Где мы жили, как мы жили,

Улыбаясь и печалясь?

Мы сегодня позабыли,

Потому что повстречались

Навсегда, навсегда,

Навсегда...

Мы не знаем, кто откуда.

И забыли, кто мы сами.

Только знаем, ЭТО - чудо.

И случилось ЭТО с нами.

Навсегда, навсегда,

Навсегда...

Ночь подходит к середине.

И поет на счастье птица.

Только знаем - нам отныне

Невозможно разлучиться

Никогда, никогда,

Никогда, никогда...

Женька провожал Марину до остановки, они продолжали болтать, прыгая с одной темы на другую, поглядывая друг на друга и улыбаясь. Женька нес Маринин пакет с надписью «Libro», а Маринка ловила на варежку снежинки, и  вместе с Женькой считала лучи – пять или шесть, счастье или нет. Выходило – счастье. Они еще не знали, что завтра Маринка придет во Дворец, как и обещала, с книжкой, и прождет Женьку два часа, а его так и не будет. Через неделю она придет снова, чтобы в назначенное фотографом на елке время забрать фотографии, а Женьки там не будет опять. Она возьмет черно-белую фотографию, где улыбаются, взявшись за руки, ковбой и индианка, и попросит фотографа отдать мальчику, который придет за второй такой же фотографией, записку с ее адресом. Фотограф возьмет тетрадный листок, но потеряет его. И сказки больше не будет. А Маринка так и будет жить – в ожидании друга. И даже через год, когда они решат переехать с ВИЗа на ЖБИ, будет упираться и говорить, что Женька ее там не сможет найти. Но это будет завтра, через неделю и через год. А пока ребята идут, касаясь друг друга плечами, по узкой, протоптанной в снегу дорожке, и в киоске на остановке покупают на двоих клубничную жвачку с пятью пластинками внутри.

Продолжение истории: Говорят, под Новый Год… (часть 2)